Гороскопы всегда врут [СИ] - Евгений Сартинов

— Если я не позвоню — значит, можешь начинать.

За этот час ожидания парни немного расклеились, и Фугас, прошедший Афганистан — всерьез опасался, как бы они не перегорели.

Ему было под сорок. Высокий, поджарый, с длинным скуластым лицом и рыжеватыми волосами, Фугас был одет, как и все остальные, в пятнистый камуфляж, только вместо черной шапочки-маски на голове красовалось армейское кепи с удлиненным козырьком. Покосившись на своего соседа, Фугас поморщился: тот обрывал лепестки у ромашки, сосредоточенно шевеля губами. Фугасу хотелось подать команду и встряхнуть парней, но он сдержался и все-таки дождался, пока минутная стрелка застыла в нужном ему положении, и только потом негромко скомандовал: — Подъем!

Все было распределено заранее. Пока все оцепляли большой приземистый коттедж с цифрой четыре над входом, один из боевиков быстро вскарабкался на столб и перерезал телефонный кабель.

Фугас первым вскочил на крыльцо и хотел уже вышибить легкую дверь, но тут она сама открылась и в дверном проеме показалась сонная всклокоченная девица в одном бикини. Фугас успел зажать ей рот раньше, чем она вскрикнула, оттащил в сторону и, закрыв коленкой дверь, шепнул на ухо потрясенной дамочке:

— Тихо! Милиция, — а потом спросил. — Сколько их там?

— Не-не считала, — запинаясь, ответила она. Магическое слово «милиция» ее немного успокоило. — Человек десять.

— Они все бородатые?

— По-оловина.

— Оружие есть?

— Да. Видела пистолет, — припомнила девица.

— Ну, хорошо, подожди здесь, — он толкнул ее в руки напарника, кивнул остальным и первым ворвался в дверь.

Когда в коттедже поднялась отчаянная пальба, девушка поняла, что на самом деле это вовсе не милиция. Вскрикнув, она укусила за руку державшего ее парня и, вырвавшись, бросилась бежать в лес. Она почти добежала до ближайших деревьев, когда с крыльца полоснула автоматная очередь. Девушка упала, а Фугас обрушился в руганью на зазевавшегося парня.

— …Раззява! Что стоишь, сходи посмотри, вдруг она ещё жива.

Оглянувшись по сторонам, он заметил в ближайшем коттедже, метрах в пятидесяти, белевшие лица обитателей. Парни его были в масках, а лицо самого Фугаса они вряд ли могли рассмотреть с такого расстояния, но для профилактики он, не целясь, полоснул очередью по окнам.

— Сидеть, суки, — пробормотал он себе под нос, а потом скомандовал. — Уходим.

В лесу, на проселочной дороге, стояли три автомашины. В одну из них, милицейский УАЗик с номером Кривовского отделения милиции на боку, они сгрузили все оружие и униформу, и неторопливый вездеход растаял где-то в лесу. Весь остальной народ налегке расселся в две «девятки», и они, проехав с полкилометра, влились в оживленный поток магистрального шоссе. Через час все три машины были уже в Кривове.

В это прекрасное летнее утро Свояк поднялся, как обычно, ровно в шесть. Особой нужды в этом не было, он мог бы спать хоть весь день, но долгие годы отсидок давали о себе знать въевшимся в организм распорядком зоны. Нашарив ногами домашние тапки, пошел на балкон.

В шевелюре Свояка давно не осталось ни одного черного волоса. Такого же цвета окладистая борода обрамляла лицо. Именно подражая ему, отрастил бороду Макар, а затем и половина его бригады.

Выйдя на балкон, опоясывающий второй этаж его причудливого особняка, старик глянул на пейзаж, и нахлынувшая волна восторга поднялась из его заскорузлой души. Еще бы! Этот дом в свое время был дачей секретаря обкома и стоял на высоком холме в самом центре заповедника. Окружала его холмистая местность, густо поросшая лесом, виднелись живописные скалы на горизонте и поблескивающая серебряная змейка реки. Солнце, только поднявшееся над горизонтом, еще не разогнало голубоватую дымку тумана. Ради этих нескольких минут Свояк тратил целый час, добираясь сюда из города, и поделать с собой ничего не мог. Как часто бывает, старый убийца отличался некоторой сентиментальностью.

Именно в эту секунду стоящий метрах в трехстах от дачи Рыдя удобно пристроил в развилке дерева винтовку и поймал его в перекрестье оптического прицела. Сергей немного волновался. Хотя в молодости он ходил в секцию стрельбы, а в армии числился снайпером в своей роте, но это было очень давно. Лет пятнадцать он вообще не держал в руках оружия и никогда не стрелял с такого большого расстояния. Вдохновляла его только винтовка, которую он держал в руках. Мощная, немецкого производства, ручной сборки, она поразила его еще полгода назад, когда они с Нечаем опробовали ее в заброшенном карьере. Цейсовская оптика позволяла разглядеть цель с огромного расстояния, а пули ложились точно так, как хотел стрелок, не ниже и не выше. До поры до времени это ружье лежало мертвым грузом, но вот теперь пришел черед поработать и ему.

Высокий, худощавый, чуть сгорбленный человек с белоснежной шевелюрой в паутине прицела виделся совсем рядом. Рыдя даже рассмотрел, что его губы шевельнулись. Он не знал, что в эту секунду Свояк произнес: "Как хорошо!"

Ветер дул стрелку в спину, так что поправку на ветер можно было отбросить. Старых навыков Сергей не забыл: поймав голову седобородого в перекресток прицела, он плавно потянул спусковой крючок.

Приглушенный треск выстрела и легкий толчок отдачи поразили его несоответствием легкости исполнения с убойной силой оружия. Оптический прицел дрогнул и показал, как откидывается назад голова старого вора, тело валится назад и замирает у стены в невозможной для живого человека позе.

"Дело сделано, — думал Рыдя, удаляясь от дома к проселочной дороге, где ждал его автомобиль. — Нечай будет доволен".

— Все окей, — только и сказал он в микрофон рации.

Нечай посмотрел на часы и улыбнулся. Было как раз шесть пятнадцать. В это время Фугас уже уничтожал пехоту Макара.

Тело старика обнаружили через полчаса. Охранник, вышедший покурить на свежий воздух, увидел на асфальте лужицу свежей крови, а, подняв глаза, понял, что она натекла сверху.

Убийство Свояка тут же приписали Тенгизу. Началась затяжная, более чем на полгода кровавая война за наследство седобородого вора. Она унесла жизни более чем тридцати боевиков с обоих сторон и кончилась только со смертью Тенгиза и большинства его земляков.

Нечай оказался прав. При таком "битье посуды" о банде Макара никто и не вспомнил. На некоторое время он вздохнул с облегчением.

ГЛАВА 29

К этому времени пошел уже второй год срока лейтенанта Ремизова. Волей и не пахло. Незаметно подкралась осень, отзвенели последние деньки бабьего лета, пошли заунывные серые дожди. Холода в этих северных местах наступали раньше, чем в Кривове. Хмурая погода и чавкающая под ногами грязь еще сильней угнетали психику осужденных. Чаще стали вспыхивать ссоры и драки, порой по малейшему и самому глупому поводу. Нависла угроза и над самим Вырей. С очередным конвоем в зону прибыл некто Урал. По тому, как забегали перед новеньким шестерки, Ремизов понял, что вновь прибывший — человек влиятельный. Высокий сутуловатый мужчина с длинным лицом, на котором особенно выделялись темно-карие глаза и крупные губы, с постоянной усмешкой, Урал высокомерно принимал поздравления с прибытием.

— Вот сука, опять нас с ним судьба свела, — услышал Ремизов сзади голос Выри.

— Кто он? — спросил Алексей, не поворачивая головы.

— Медвежатник, деловой. Два раза нас судьба сводила, но в третий — я чувствую, уже не разведет. Леня, надо его убрать.

Ремизов покосился на Вырю. Лицо у пахана было встревоженное, глаза светились ненавистью.

— За что? — спросил Алексей.

— Нутром чувствую, что стукач, а доказать не могу. Актер! Ну, вот хоть убей, не верю я ему.

— А он про это знает?

— Да, — Выря отогнул ворот рубашки и показал на шее застарелый шрам.

— Его работа.

Начал Урал круто. На вечерней поверке он безо всякого повода выругал матерно дежурного офицера, за что был избит дубинками и отправлен в карцер. Вышел он оттуда через десять дней, с той же нахальной улыбкой и безмерно возросшим авторитетом.

— Вот, посмотри, из карцера пришел, а как с курорта, даже не чихнул, — прокомментировал старый уголовник.

Ремизов поневоле согласился. Каменный, неотапливаемый мешок и летом вытягивал из организма все соки, а поздней осенью, и подавно. А вскоре в карцер загремел сам Выря. На утреннем разводе объявили, что он снимается с должности и переводится на погрузку шпал. Выря был просто обязан отреагировать на подобное унижение, что он и проделал, может быть, не так эффектно, как его главный враг, а затем отправился на правеж.

Из карцера Выря вернулся через десять дней уже с температурой и прямиком отправился в лазарет. Навестивший его Ремизов сразу отметил частый глубокий кашель, сотрясавший тело старого уголовника. Тот явно похудел, даже по лицу чувствовалось, что его мучает температура, глаза блестели лихорадочным огнем.